Життя
Она случайно уронила ложку...

Она случайно уронила ложку...

Она случайно уронила ложку,

Звук был сильнее выстрела в тиши.

И, испугавшись, вздрогнула немножко,

Сын нервно бросил: "Мама,  не спеши…"

 

И тут взвилась змеей ее невестка,

Как будто наступила на иглу:

"Я ж говорю, что ей у нас не место,

На кухне вечно крошки на полу!

 

Ты  знаешь, как она меня достала,

Я что - слугой быть у нее должна?

Так вот, последний раз тебе сказала –

Решай сегодня: я - или она!"

Кричала нервно, громко, истерично

И начисто забыв о тормозах.

Опять испорчен завтрак, как обычно,

Застыли слезы хрусталем в глазах.

 

Сынок молчал, молчала рядом внучка,

Тот ангелок, которого она

Так много лет держала в своих ручках,

Большая стала, нянька не нужна…

 

В невестку же как будто бес вселился –

Кричит, бьет в гневе кулаком об стол:

"Чтоб завтра же к ней в зал переселился!"

Сын молча встал из-за стола, ушел…

 

Рыдания застыли в горле комом,

Она не «мама», «бабка» и свекровь.

Дом стал чужим, жестоким, незнакомым,

Когда же в доме умерла Любовь?

 

Очередная ночь была бессонной,

Подушка стала мокрою от слез,

И голова гудела медным звоном:

- Зачем, сыночек, ты меня привез?

 

А утром сын подсел к ее кровати,

Боясь взглянуть в молящие глаза,

С волнением справляясь еле-еле,

Чуть слышно полушепотом сказал:

 

- Ты, мам, пойми… Мне тоже очень трудно…

Я между вами, как  меж двух огней…

А там еще к тому же многолюдно,

Тебе с людьми там станет веселей.

- Да мне, сынок, веселья-то не надо,

Мне б рядом с вами, близкими людьми,

Мне б помереть, сынок, с тобою рядом…

 

- Да тяжело с тобой нам, ты пойми.

У нас и так семья, дела, работа.

И жизнь у нас ведь - далеко не рай.

Жене, вон, тоже отдохнуть охота,

А тут тебе сготовь и постирай.

 

- Ну что, сынок, коль я обузой стала,

Вези меня в тот «престарелый дом»…

Глаза прикрыв  платочком зарыдала,

А сын сглотнул застывший в горле ком.

 

А через день нехитрые пожитки

Лежали в уголочке на полу,

Зачем-то дом припомнился, калитка…

А дождь стекал слезами по стеклу.

 

«Ну вот и все, теперь им тут спокойней

И легче будет без обузы жить,

А я, видно, этого достойна…»

Но ноги  не хотели уходить.

 

А ноги стали ватными от горя,

И сердцу места не было в груди,

А сын, чтоб расставание ускорить,

На дверь кивнул ей, приказал: "Иди".

 

Она, за грудь держась не понарошку,

Как будто так ослабнет сердца боль:

"Сынок, давай присядем на дорожку,

Чтоб легким путь туда нам был с тобой".

 

Но что дадут короткие минуты,

Коль расставанья обозначен срок?

Опередив вдруг сына почему-то,

Шагнула мама первой за порог...

 

Казенный дом. Тяжелый  спертый запах

Лекарств с едой и хлоркой пополам.

Вон на диване чей-то бывший папа

В соседстве чьих-то тоже бывших мам.

 

Сын проводил - с вещами до палаты.

Прощаясь, как-то сухо обронил:

"Прости меня… А будет скучновато, -

Вон телефон, возьми и позвони.

 

Но на прощанье все же обнял маму,

Прижал к себе, как много лет назад,

Когда еще была любимой самой,

Поцеловал и посмотрел в глаза.

 

А в тех глазах застыла боль разлуки,

Ее теперь ничем не исцелить.

В своих руках морщинистые руки

Он задержал, не в силах отпустить.

 

У мамы по щеке слеза скатилась:

- Ты там, сынок, хоть изредка звони!

К плечу родному робко прислонилась:

"Иди,  сынок, Господь тебя храни".

 

И вслед перекрестила троекратно,

И, опустившись тяжко на кровать,

Вдруг осознала – ей теперь обратной

Дороги к сыну больше не видать…

 

Дни потянулись чередою мрачной,

Похожие как братья-близнецы.

За что конец такой ей был назначен?

За что здесь матери? За что отцы?

 

В тоске по сыну таяла, как свечка.

Молилась: "Господи, прости его!

Кровиночку мою, мое сердечко!

А больше мне не нужно ничего.

Возьми, Господь, мою скорее душу,

Коль не нужна я больше на Земле..."

 

Хранила фото сына под подушкой,

Казалось, с ним ей было спать теплей.

 

А сын, вернувшись из поездки дальней,

Всё вспоминал про мамины глаза.

Всё вспоминал ее тот взгляд печальный

И как бежала по щеке слеза.

И запах мамин - тот, неповторимый,

И пряди белых маминых волос,

И мамин голос ласковый, любимый…

 

"Зачем же маму я туда отвез

И смог забыть, как маме трудно было,

Что вынести пришлось ей, пережить,

Когда она меня одна растила,

Когда пришлось ей о себе забыть?

Какой я после этого мужчина,

Раз маму не сумел я защитить,

С которой связан прочной пуповиной,

Которую никем заменить?"

 

На утро, не сказав жене ни слова,

Поехал снова в «престарелый дом».

 

"Лишь только б мамочка была здорова,

И всё пойдет отныне чередом.

Теперь с нее сдувать пылинки буду,

Не дам слезинке ни одной упасть,

Давать ей буду лучшую посуду,

Еды кусочек лучший буду класть..."

 

Вот, наконец, знакомая палатка.

На тумбочке - остывшая еда,

Пустующая мамина кроватка…

А мамы нет… Мелькнула мысль: «Беда».

 

И сжалось сердце в маленькую точку,

И под ногами закачался пол.

Рукой держась за стенку, по шажочку

По коридору медленно пошел.

 

И чей-то голос вслед ему: "Послушай…"

А по спине стекал холодный пот.

И вдруг увидел, что навстречу с кружкой  

По коридору мать его идет!

 

И сразу с плеч упал гнетущий камень,

И слезы счастья брызнули из глаз.

Он маму крепко обхватил руками.

А мамочка в рыданиях зашлась:

 

- Сынок!...

- Я, мама, за тобой вернулся,

Домой поедем, вещи собирай.

И, как бывало в детстве, улыбнулся:

- Я так решил, и ты не возражай.

Садись в машину, что ты, в самом деле?  

- Дай, на прощанье, им махну хоть раз…

А из окошек с завистью глядели

Им вслед десятки грустных глаз…

Валентина Киселева.

Читайте также: 12 дней после нового года;

На небесах живут родные души;

Астролог;

Время;

Зеркало;

Мудрость Соломона – не рой другому яму.

2021-01-03 16:01:00
true
Відео Дня






Архів Новин